Петр Акимов: Вспомни вечер, окутанный негой

Продолжаем рассказ о композиторе, дирижёре и педагоге Петре Акимове, нашем земляке, и фрейлине Эрне Гревэ, которая стала его первой любовью.

«Вскоре обнаружилось, что отъезд из СССР был ошибкой…»

Как же в дальнейшем сложилась жизнь Петра Васильевича Акимова? Именно в 1910 году, не закончив электротехнический институт, он резко меняет свою жизнь: по рекомендации ректора Глазунова поступает в консерваторию, после блестящего окончания которой остаётся там преподавать. Затем его приглашают профессором музыкальной композиции и проректором в Харьковскую консерваторию, а позднее профессором в только что открывшуюся Краснодарскую консерваторию.

Как раз в Краснодаре, спустя 10 лет после своего знакомства с Мариной Александровной, Пётр Васильевич женился на Раисе Макаренко, которая была моложе его на 16 лет. У них родились две дочери: Кира в 1921 году в Кронштадте и Галина в 1928-м в Ленинграде. В 1922 году молодая семья вернулась в Петроград, где Пётр Васильевич сначала преподавал два года в школе Академической капеллы, а затем его вновь пригласили в консерваторию. Когда в 1929 году Акимов «оказался в числе исключённых из педагогического состава лиц», то решил вернуться в Выборг. После отъезда Глазунова из Ленинграда, «решение отправиться за границу окончательно окрепло». Пётр Васильевич считал «деятельность музыкантов-музыковедов, руководивших музыкальною жизнью в СССР вредною», и отрицательно «относился к господствующему в музыке модернистическому декадентскому направлению».

Вот как пишет он в автобиографии о жизни в Финляндской Республике: «Вскоре обнаружилось, что отъезд из СССР был ошибкой, – и не только потому, что обстановка и условия работы оказались совсем не такими, как наивно предполагалось вначале. Родина приняла меня негостеприимно и даже враждебно: впервые пришлось испытать и крайнюю нужду, – такую, какой, быть может, не испытывал и в годы революции. <…> До приезда на родину я не представлял себе, какою она стала за время моего продолжительного отсутствия. Сущность капиталистического строя лишь постепенно стала мне выясняться со всей своей неприглядностью. Этому содействовало и чтение наиболее распространённых финских газет. Искусственно раздуваемая ненависть к русскому народу и к тем русским, которые не могли и не хотели приспособляться к идеологии хозяев финской страны, порождала чрезвычайные трудности в смысле устройства в жизни. Я работал несколько лет учителем классов композиции в Выборгской музыкальной школе, основанной Сирпо (бывш[ий] Вульфсон…), но работа эта оплачивалась нищенски. Приходилось работать в ресторанах и кабаках, чтобы обеспечить жизнь семье. В 1937 году я переселился в Хельсинки и стал писать музыку для финских фильмов… Фамилия моя считалась неприличною, и мне было поставлено условием пользоваться финским псевдонимом. Я предложил псевдоним «Сибемолиус», но в этом было усмотрено неуважение к имени знаменитого композитора Сибелиуса, и моим псевдонимом стало Аттинен. <…> Оркестр, каким я имел право пользоваться, в целях сокращения расходов, обыкновенно ограничивался 6-8 исполнителями, в то время как, например, композитор Симиля обычно распоряжался полным составом симфонического оркестра с тромбонами и трубами даже и в тех случаях, где в таком оркестре не было решительно никакой надобности… Из моей фильмовой музыки часто без моего сведения вырезались куски для перенесения [их] в другие фильмы. <…> На место вырезанных кусков в мои фильмы вставлялась какая-нибудь бездарная мазня финского композитора (Бергстрёма, Орко). <…> После фильма «Активисты» меня обвинили в «коммунистической пропаганде» посредством музыки (вследствие использования темы «Интернационала» в увертюре фильма) и ко мне охладели. Во время Великой Отечеcтвенной войны я был «сокращён» с издевательским заявлением, что меня примут на службу после взятия Ленинграда, так как тогда вновь потребуются «специалисты по русской музыкe». Во время предыдущей «зимней войны»… я тоже оказался без места (никто из служащих финнов, кажется, тогда не был сокращён, но я, хоть и финскоподданный, финном не считался), – тогда я вынужден был служить помощником шофёра прачечного заведения и развозить по городу бельё, таская тяжёлые корзины по лестницам домов. Другой работы невозможно было найти.

По окончании войны снова игра в ресторанах, перемежающаяся с безработицей. Игра в ресторанах оплачивалась хорошо, но состояние безработного крайне утомительно и неприятно своим воздействием на психику: начинаешь «философствовать» и от непривычки к «философии» заболеваешь бессонницей и расстройством нервов, вследствие чего преувеличиваешь трудное положение. Один из безработных периодов вызван был моим отказом от исполнения по требованию публики в кабаке американских гимнов и маршей (это случилось во время Корейской войны). После отказа началась «холодная война» с хозяевами ресторана, в результате которой я сам заявил о своём уходе со службы. За этим уходом последовал самый длинный период безработицы (около года): меня не стали брать и в другие рестораны. <…> Что же касается публики, обычно у меня отношения с ней были хорошие. В Хельсинки я ещё работал несколько лет преподавателем музыки и хорового пения в духовной семинарии.., написал литургию, которую в газете “Aamunkoitto” [«Утренняя заря»] отметили, как сочинение, делающее эпоху в церковной музыке (исполнения этой литургии однако нигде не слышал), и пытался обычные (обиходные) гласовые песнопения привить хорам в новой гармонизации, освобождённой от смешения ладов и стилей, но из этой попытки ничего не вышло: здесь и небезупречное голосоведение, и смешение стилей (современного лада со старинными) является традицией, освящённой временем».

В возрасте 66 лет Пётр Васильевич обратился в Академию имени Сибелиуса для соискания заслуженной должности профессора. Ответ был отрицательный по причинам, о которых можно лишь догадываться вследствие утраты протокола совещания от 9 мая 1951 года.

Профессору пришлось продолжить работу пианиста. Однажды во время игры в ресторане «Таверна», расположенном на Лауттасаари (Паромный остров), у Петра Васильевича случился сердечный приступ. Он скончался через несколько дней 4 августа 1956 года на 72 году жизни, при этом одной из причин, приведших к смерти, было неправильное лечение. Супруга пережила его на 36 лет.

Вера и Верность

Что же более всего поразило Петра Васильевича в Марине Александровне, получившей воспитание в лучших благородных традициях внутренней, а не показной религиозности, преданности семье, Отечеству и монархии? Конечно же, это чёткий лейтмотив Веры и Верности, который помогал им обоим в тяжёлых испытаниях, выпавших на их долю: «И радости жизни, и горестей след, И смутные сердца заботы, Покоя отрада, и время труда, И шум повседневных событий, – Всё это проходит для нас навсегда, Как сон, поутру позабытый» – это строки Петра Капниста…

Светлана КУДРЯШОВА

P.S. Автор выражает благодарность за помощь в подготовке статьи музыковеду Римме Ефимовне Почегайло и заведующей библиотекой Выборгского музея-заповедника Любови Геннадьевне Волковой.

Использованная литература:

– Р.Е. Почегайло. «Город и муза». Страницы музыкальной истории Выборга. Выборг, 2019.

– Доклад И.Н. Сомовой. Память их в род и род… https://russkymost.net/ru/2016/10/07/pamjat-ih-v-rod-i-rod/ 4.06.2021

– Wilhelmiina Virolainen. Suuri tuntematon säveltäjä peter Akimov. Karjalainen-sanomalehti. 20.4.1997