«В ТОТ ЧАС, КОГДА ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНАТА»…

«В ТОТ ЧАС, КОГДА  ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНАТА»…
1542
«В ТОТ ЧАС, КОГДА ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНАТА»…

(Начало в № 26)

Наступает 1939 год, Михаил Чумандрин выезжает в освобожденные районы Западной Белоруссии, где становится свидетелем грандиозного события: «Это случилось в день открытия народного собрания, когда в Белостокский театр съехались рабочие из городков и местечек, неманские рыбаки, крестьяне из дальних сел, учителя, врачи, агрономы, инженеры; когда зал сотрясался от оваций, бурных выкриков и приветствий; когда люди, не спрашивая ни у кого слова, в несколько голосов кляли свое прошлое, требовали немедленного провозглашения Советской власти… Он стоял на балконе, смотрел вниз на клокочущий зал, и слезы текли по его лицу». 

Стремительно заполнялись заметками о встречах его записные книжки, но и в такой обстановке он не изменял своего характера. Ему все время что-то надо делать, о ком-то хлопотать и выяснять взаимоотношения с чиновниками. 

И вот наступает 26 ноября 1939 года. Услышав по радио сообщение о «провокационном обстреле» войск в районе Майнила, Чумандрин принялся с обычной своей настойчивостью и энергией хлопотать, доказывая всем, что писателям в такое время необходимо быть в частях Красной Армии. И такой момент наступает – литературных работников отправляют в красноармейские газеты: в период военного времени в дивизии, в армии по штату положен свой печатный орган. А где взять такое количество квалифицированных специалистов? Понятно – из запаса. У Петра Капицы есть строки: «Чумандрин должен был остаться на Перешейке под Ленинградом, а я и драматург Л. Карасев получили направление в войсковую часть, стоявшую далеко на Севере. В Карелии мне никогда не приходилось бывать, Чумандрин же исходил ее вдоль и поперек. На огромной военной карте он помог нам разыскать крошечную точку, затерянную среди голубых крапинок озер, – конечный пункт нашего следования. Он находился ниже Ухты, в стороне от железной дороги километров на двести-триста. Видя, что наш путь будет нелегким, он вдруг заявил: «Знаете что… Здесь на Перешейке народу будет достаточно, а там писательской братии маловато. Я еду с вами».

Добравшись до дивизии, с первых минут включается в ситуацию. Начальник политотдела, взглянув на его командировочные удостоверения, вызвал редактора. «Редактор многотиражки – рослый, краснощекий, несколько стеснительный старший политрук, пахнувший типографской краской. У него еще не заполнены были первая и вторая полосы газеты. Он потащил нас в огромную землянку штаба». Видя, что у комиссара дивизии совершенно нет времени, чтобы написать статью, Чумандрин тут же написал передовицу «О заботливых дядюшках из Лиги Наций». А мы, прочитав политдонесения, сделали несколько небольших заметок о героизме саперов и связистов».

Так началась жизнь в боевой обстановке. То писали, как вести себя в только что занятой местности, то как обезвреживать мины, то как остеречься от обморожения. Просматривая политдонесения, рассказывали об артиллеристах, разведчиках, медсестрах, которые оказывали первую помощь раненым под огнем противника… Обыкновенная рутинная работа корреспондентов. Но Чумандрин рвался в бой.

«Чумандрину очень полюбилась часть майора Чурилова. Он не пропускал ни одной серьезной операции, проводимый чуриловцами. Не раз приходилось принимать от него по телефону статьи из только что занятых окопов. В Чуриловском полку он получил и первое боевое крещение. Это было в двадцатых числах декабря. Рано утром Чумандрин ушел с отрядом разведки на прощупывание нового укрепрайона белофиннов. В лесу они попали под сильный минометный огонь, и весь день пролежали в снегу, ведя бой с наседавшим противником. Чумандрин вел себя мужественно, он помогал раненым и вместе с бойцами отстреливался из винтовки. Вечером Миша вернулся из разведки мокрым, измученным, но с сияющими глазами. И раньше, чем лечь спать, он записал в своем блокноте: «По дороге на фронт я часто с тревогой думал о предстоящих боях: как себя я поведу. Вдруг струшу?.. Сегодняшний бой показал, что я не трус. А это самое главное».

Ответственный редактор армейской газеты (9 армия) Д. Ортенберг в своей книге писал: «Он пришел в редакцию «Героического похода» на двадцатый день войны с белофиннами. Доложил, кто он и откуда: писатель, служит в 54-й стрелковой дивизии на Реболовском направлении, работает в дивизионной газете «На боевом посту». Привез очерк о рейде отряда Чурилова в тыл врага. Мы обрадовались его приезду. Реболы находились на отшибе, на самом южном фланге нашего фронта, более чем в ста километрах от командного пункта армии, были оторваны от нас и дальним расстоянием, и глухим бездорожьем. Понятно, что иметь там кроме спецкоров постоянного корреспондента – чего лучше? Рады мы были и очерку. В те дни для наших войск, необученным действиям в дремучей северной тайге, рейд в тыл врага считался как бы высшей тактикой и высшей доблестью. 

Такой материал нам крайне нужен был. С того дня и пошли из 54-й дивизии корреспонденции и очерки Михаила Чумандрина. Корреспонденция о том, как была раскрыта система обороны противника. Очерк «Пантелей Сарычев» – о лейтенанте, отбившем со своим напарником атаку целой роты. Новелла о подносчике патронов красноармейце Яковлеве, двадцатилетнем парне из Приднепровья, «не видевшем никогда сумеречного зимнего северного дня, тяжелых снегов, ни вековых сосен». Заметка всего на пятнадцать строк о танкисте, вызволившем из финского тыла пушку…

Он постоянно торопился в Реболы и, можно сказать, так прикипел к своему фронту, что о никаком другом и не помышлял. В письме к своим друзьям, удивлявшимся, что писатель выбрал такое «гиблое» место, откуда ничего знаменательного, как они считали, и не напишешь, он отвечал: «… Если бы я даже страдал квасным патриотизмом, то и тогда в данных условиях не было бы ничего зазорного. Но я в самом деле уверен, что Реболовское направление очень трудное. Я не говорил, что здесь самые лучшие люди. Прекрасные – это да… И потом, что плохого в том, что мне нравится быть всегда там, куда попал».

А вот строки его писем, рассказывающие о тех днях: «Самим фактом изготовления письма в глубине Финляндии дополнительно опровергаю сплетни о том, что мы вышиблены на территорию Советского Союза. Все обстоит прекрасно, в частности и особенно со мной. Жив, здоров и, по обычаю своих предков, не худею». 

«День у меня сегодня занятой. Сейчас собрание здешних поэтов, в пять – редакторов боевых листков. Да, именно собрание поэтов. Здесь их до десятка. Люди ходят в разведку, лежат долгими часами в обороне, мерзнут, спят урывками час – два, заросли бородами и пишут боевые, мажорные стихи. Армия, пишущая стихи – непобедима! Продолжаю письмо после воздушного полета. Строго говоря, выскочил один финский бомбардировщик. Наши зенитки попали ему в фюзеляж. Итак, иду открывать собрание».

А эти строки адресованы близким: «Вы напрасно волнуетесь обо мне. Здесь нет ни трамваев, ни автобусов, ни хулиганов, и, следовательно, я в полной безопасности».

Дивизионная газета выходила регулярно, и в ней неизменно из номера в номер, печатались рассказы, очерки, статьи Чумандрина. «Он ни минуту не сидел без дела. То встречал прибывшее пополнение, то прочувственной речью провожал бойцов, впервые идущих в бой, то помогал эвакуировать раненных. Пробираясь из одного подразделения в другое, он бесстрашно, даже ночью, ходил в одиночку по лесу».

И вот 4 февраля 1940 года…

Д. Ортенберг так описывает этот бой: «Начальник политотдела 54-й стрелковой дивизии, полковой комиссар Семен Ефимович Тагер и его заместитель батальонный комиссар Максим Федорович Козлов направились в один из полков, чтобы вручить партийные билеты группе солдат и офицеров. Выехал с ними и Михаил Чумандрин. Он хотел написать об этом важном событии в жизни фронтовиков. Уже в пути они узнали, что два батальона этого полка отрезаны численно превосходящими силами противника. 

На помощь окруженным была брошена группа лыжников. С этой группой пошли Тагер и Козлов. Пошел с ними и Чумандрин. Его не пускали, требовали, чтобы он вернулся на КП дивизии, говорили, что его дело писать, а не ходить в атаку. Но писатель остался в боевом строю со своими товарищами. Отряд прошел уже сорок километров, но недалеко от цели, в районе хутора Хиликки – 2, путь ему преградила вражеская засада. Отряд атаковал ее. В этом бою погибли Козлов, Тагер и Чумандрин».

Когда бойцы пошли в контратаку,  Чумандрин, увидев огневую точку финнов, вылез из окопа, подобрался к врагу и бросил гранату. Поднялся, чтобы бросить вторую, но вражеская пуля сразила  его…

Он похоронен со своими фронтовыми товарищами, павшими в этом бою, в братской могиле у пос. Калвасозеро Муезерского р-на, в Карелии.

В Указе Верховного Совета СССР от 21.05.1940 г. говорится о награждении писателя Чумандрина Михаила Федоровича орденом Ленина.

4 февраля 1941 года в Ленинградском Доме писателей состоялся вечер памяти Михаила Чумандрина. Своими воспоминаниями поделились Б. Лавренев, А. Штейн, П. Капица, Л. Карасев, Л. Канторович, народный артист РСФСР Б. Бабочкин и другие. Была организована выставка книг его произведений, рукописей, переписки с М. Горьким, вырезки из фронтовых газет, в которых печатались статьи и очерки.

В своем выступлении Борис Лавренев сказал, что Чумандрин и не мог умереть иначе: «…работая  во фронтовой газете, он должен был идти в бой, должен был видеть винтовку, должен был повести людей…»

Мирхат МУСИН, член Исторического клуба 

Ленинградской области, краевед Вячеслав КОКИН, сотрудник народного музея «А музы не молчали…» школы № 235 им. Д. Шостаковича (Санкт-Петербург)

P. S. Благодарим сотрудников библиотеки Алвара Аалто за помощь в подготовке публикации.

Читайте также