«И глядят мальчишки с уваженьем на походку и на ордена»…(продолжение)

(Начало в номере 18063).

Ему уже некогда было скучать. Арон стал своим человеком во всех подразделениях части. Боевая жизнь в снегах все больше и сильнее увлекала его. Копштейн появлялся в любом блиндаже, в любой землянке, где только были наши люди, и с места в карьер спрашивал: «Как работает Боевой листок?». Бойцы заставляли его читать стихи. Он это делал с увлечением и большим вкусом. Беседовал с бойцами, тутже давал поручения военкорам. А потом расталкивал других, занимал удобное место и приступал к выпуску красноармейского боевого листка. Не проходило и часу, как на видном месте появлялась свежая интересная газета».

 Далее Т. Джатиев в статье «Памяти героя», опубликованной в журнале «Знамя» № 2, 1941 года писал:

«Бойцы, которым был представлен отдых после ночной операции, разыскали его. Арон прочитал им веселые частушки, написанные им для «Боевого листка». Бойцы потребовали еще. Аудитория расширялась, я повел всех в землянку третьего взвода. Когда я сказал, что сейчас Арон прочтет свои новые частушки и стихи, его пропустили ближе к докрасна натопленной печке. Вокруг него на нарах расположились бойцы и с затаенным дыханием слушали своего товарища поэта. Арон Копштейн прочитал стихотворение «Поэты»:

Я не любил до армии гармони,
Ее пивной, простуженный
регистр,
Как будто давят грубые ладони
Махорочные блестки
желтых искр.
Теперь мы переламываем душу,
Мечтаем о театре, о кино,
Поем в строю вполголоса
«Катюшу» –
(На фронте громко петь запрещено)
Да, каждый стал расчетливым
и горьким –
Встречаемся мы редко,
второпях,
И спорим о портянках и махорке
Как прежде о лирических стихах
Но дружбы, может быть,
другой не надо,
Чем эта, возникшая в пургу,
Когда усталый Николай Отрада
Читал мне Пастернака на бегу.

и далее он продолжал:

Но в январе сорокового года,
Пошли мы, добровольцы,
на войну.
В суровую финляндскую природу,
В чужую, незнакомую страну.
Нет, и сейчас
я не люблю гармони
Визгливую надорванную грусть
А тем горжусь,
что в лыжном эскадроне
Я Пушкина читаю наизусть.

и заканчивает свое стихотворение строчками:

И если я домой вернуся целым,
Когда переживу двадцатый бой,
Я хорошенько высплюсь
первым делом,
Потом опять пойду на фронт. Любой.
Я стану злым, расчетливым
и зорким,
Как на посту
(по-штатски – «на часах»)
И как о хлебе, соли и махорке
Мы снова будем
спорить о стихах
Бьют батареи,
вспыхнули зарницы.
А над землянкой
медленный дымок
«И вечный бой.
Покой нам только снится»
Не Блок, так я сказать бы это смог.

 Как и большинство людей, в этом возрасте Арон Копштейн был влюблен:

 Я сегодня обозлен
На тебя, на мир, на почту,
И не холод, и не то, что
Я в тебя еще влюблен,
На московский телефон, -
Почему здесь нету трубки,
Чтоб услышать голос хрупкий
Прерывается ли он
Так ли вырвется «Арон»,
И – чего забыть не в силах –
Весь каскад нелепых, милых –
Уменьшительных имен
Для чего пишу все это
Если нету вот – нема! –
Ни ответа, ни привета
Ни посылки, ни письма
Я стою здесь безутешен,
Сохраняя мрачный вид,
Весь гранатами обвешен,
Портупеями обвит.
Я нахмурил брови грозно,
Но дрожу как мелкий лист.
Это выглядит курьезно:
Пулеметчик-пессимист.
Вот начну писать сначала
В гневе, горе и тоске,
Чтобы ты не понимала, -
На финляндском языке.
Если я вернусь влюбленным
(А тебя не разлюбить!)
Поступлю я почтальоном,
Чтоб поближе к письмам быть.
[Письмо тебе, копия Наркому связи]

«Всем телом зарылся в снег»

Т. Джатиев рассказал, как ждали очередного выпуска газеты:
«Свежий сдвоенный номер эскадроновского «Боевого листка» Арон и Цуркин (командир взвода, прим. – М.М.), наклеили на фанеру и прибили к сосне у блиндажей. Газету окружили бойцы. В номере подытоживался боевой опыт последней операции, были даны краткие заметки об отличившихся бойцах и командирах, об их замечательных подвигах. Вторая часть номера была посвящена письмам бойцов. В газете приводились отрывки и целые письма. Эта часть номера начиналась письмом Арона в стихах:

Всем телом зарылся в снег.
Земля не своя, не родная,
Лежу я в ней, в полусне
Вот эти стихи сочиняя
… Лежу неубитый, живой,
Всю жизнь до конца передумав.
Хрустит над моей головой
Надежный, набитый подсумок.
Но хватит. Подполз командир:
«Сейчас
отправляемся «Встаньте!»
Что ж! встреча еще впереди
Мы выясним, кто же романтик»

Боевые действия эскадрона и гибель Николая Отрады и Арона Копштейна описаны непосредственными участниками тех событий. Его командир взвода – однокурсник Г. Цуркин это трагическое событие изложил так: «Он пал смертью героя, спасая под ураганным огнем своего раненого друга. Это случилось вечером 4 марта 1940 года на Суо-Ярви. Петрозаводское направление».

 Другой участник этого боя – комиссар эскадрона Т. Джатиев, который был тяжело ранен в этом бою – приводит строки письма, пришедшего ему в госпиталь:

«… Не огорчайся, нам тоже очень трудно пережить и еще труднее сказать, что наш дорогой Арон Копштейн пал героической смертью. Ты сам свидетель его отважных и смелых действий в бою… Когда стало светло, он, будучи раненым, из-под пуль врага спасал тяжело раненного младшего командира Лесина. В последнюю минуту, когда он вывел Лесина на мертвое пространство снайперская пуля попала ему в голову, и больше не стало нашего певца, редактора – героя».

Его сослуживец Иван Бауков вспоминал об этом так:

«Вечером лыжники, шедшие рядом с Отрадой и Копштейном, рассказали, как это случилось. На марше к боевой позиции батальон наскочил на мощную засаду. Николай Отрада был убит сразу. Арон Копштейн, когда огонь притих, пополз выносить раненых. Одиночным выстрелом он был ранен и, видно, в состоянии шока сел на лыжу. Вторая пуля попала ему прямо в переносицу».

А в его солдатском вещевом мешке обнаружили книгу Бориса Пастернака «Сестра моя – жизнь». Пуля пробила слово «жизнь».

Вот как пишет об этом Борис Заходер:

«Эскадрон, в котором находятся Арон, Тима и Коля Отрада, вторично отправлен на вынос раненых. Бьет артиллерия. Как-то там Арон – думаю я. Я в штабе полка. На ПСД, дым. Писк телефона. Там эскадрон. Москва, Орша, Орша – не отвечает. На каменной печке (сплю?) я начинаю волноваться о них. Засыпаю. Гром артиллерии. Выхожу в обед. Идет эскадрон. Слепо, измучено.

 –А Арон?
–Какой Арон?
–Поэт!
–Ах поэт? Убит, два раза убит. Такой чудак...

Привезли Тиму, и злоба об Ароне, бешенная, слепая злоба охватывает меня.

 Похороны – все, что делается для мертвых, – для живых. Нестройный залп. Пальба артиллерии. Я читаю его строки бойцам – О бессмертии».

Платон Воронько: «Однажды, возвращаясь из похода (это был наш последний разведывательный рейд), я застал у нас на хуторе Луконина. Он стоял на лыжах, опершись на палки, не поднимая головы. Он сказал: «Убиты Николай и Арон. Не нужно больше ни слова. Слишком больно»

Многие писатели и поэты откликнулись на трагическую гибель Копштейна.

Поэт Всеволод Азаров посвятил ему такие строчки:

[У двух морей, май 1940 г.].
И ты остался
в лете черноморском
В соленых брызгах,
в голубой воде,
Весь бронзовый от солнца,
сильный, рослый,
Ладони дружбы
протянувший мне.
С тобой рядом смерть друзей
косила
Орудием вращаясь на оси,
Но у живых все прибывало силы!
Ты раненых из боя выносил.
Когда ты полз, чтобы спасти восьмого,
Ты ранен был
И, встав во весь свой рост,
Увидел нестерпимый
отсвет звезд,
Пространство неба низкого,
ночного.
И рухнул навзничь
на февральский лед.
«Ну, вот и я», –
сказал недоуменно.
Стремились наши лыжники
вперед
Глотнул ты снег,
казавшийся соленым.
Он пресным был. Снег этот стал желтеть,
Краснеть, раскалываться,
был он – белым.
Не выпустив ствола, окоченеть
Успели пальцы.
Выпрямилось тело
Живым тебя представить
так легко,
Что долго в смерть я не могу
поверить.
Уплыл ты просто в море далеко,
Так далеко, что незаметен берег.

Ленинградская поэтесса Елена Рывина:

Да, я хочу, друзья мои,
Не для унынья и печали,
Чтобы на праздниках живых
И мертвых голоса звучали.
Да я хочу, чтоб знали тех,
Кто к нам покой и мир придвинул,
И как погиб Арон Копштейн,
Еврейский парень с Украины.
Он был поэт и весельчак,
Он жил, шумя и куролеся,
Его запомнила я так
В веселом городе Одессе;
Мы пели с ним на берегу
Про край вишневый, тополиный,
Он жизнь любил, Арон Копштейн,
Хороший парень с Украины.
Рукою горе заслоня,
Я и сегодня ясно вижу,
Как раненых из-под огня
Он выносил на легких лыжах,
Как несся к ним –
их первый друг –
Дорогой снежною и длинной.
Поэт,
Боец и политрук,
Отважный парень с Украины.

 «Чувство, не сравнимое ни с чем»

 В прозе гибель Николая Отрады и Арона Копштейна описал Борис Лихарев, который также служил в 155-й стрелковой дивизии, был командиром саперного взвода. В его книге «Записки сапера» (1941 г.) погибшему Арону Копштейну был посвящен отдельный очерк. Журнал «Пионер» продолжал публиковать стихи погибшего поэта. Давайте и мы по достоинству оценим его яркие, образные строчки:

Осыпает радужные росы
С мелких листьев
рыжеусый хмель
В сухопутном городе матросы
Твердо ставят ноги на панель
Вот идут, качаясь по привычке
А по речке движется вразброд
Плоскодонки, душегубки, гички –
Вообще не океанский флот
Омывают землю океаны,
По утрам свирепствует прибой
Здесь росли когда-то
мальчуганы,
Бури вызывавшие на бой.
А теперь они идут походом,
Моряки с полярных кораблей.
Так что пахнет в трех кварталах
йодом,
Белой пеной четырех морей
А теперь они идут с волненьем,
Их встречает осень, как весна.
И глядят мальчишки с уваженьем
На походку и на ордена.
По ветру, по дрожанью
гибких сосен
Курлыканью летящих журавлей
Мы замечаем, как ступает осень
Средь убранных
желтеющих полей
Еще тепло, еще горчит рябина.
Но легкой тучей горизонт
покрыт.
И в воздухе летает паутина.
И астра тусклым
пламенем горит,
И тихий, опустевший до сих пор
Заговорил, заспорил
школьный двор.
[Приход осени, 1939 г.]

 Товарищи подготовили и выпустили уже после гибели Копштейна сборник «Синее море» (1941 г.), на украинском языке. А в1956 году вышел его сборник «Стихотворения», где было опубликованы письма поэта, отправленные с фронта. В одном из них имеются такие строчки: «Только сейчас начинаю понимать, что такое патриотизм. Знаешь, какими жалкими кажутся все фразы. И не только жалкими – оскорбительными. Патриотизм – это безропотная любовь, чувство влюбленного в Родину, мучительное, приятное, сладкое, толкающее на все, заслоняющее всех и вся. Патриотизм – чувство, не сравнимое ни с чем!».

К этим строчкам трудно что-то добавить. Арон Копштейн на деле в тот мартовский день 1940 года доказал, что такое любовь к Родине.

Мирхат МУСИН, член исторического клуба Ленинградской области