Степан Модестов: Школа моего детства

Одиннадцать стройных деревьев вдоль Московского проспекта у подножья комплекса «Магирус» – это всё, что осталось от школы № 14. Когда прохожу там, касаюсь рукой шершавой коры одного из деревьев. Шестьдесят лет назад я принимал участие в его посадке.

Нас тогда вывели на субботник вместе со старшеклассниками. По- моему, мы только путались под ногами. Но когда вернулся домой, мама так и ахнула: ну ты и чумазый!

А еще помню, что с нами работала Александра Михайловна Петрова, наша учительница.

Самый первый звонок в школе прозвучал осенью 1955 года. С нашего двора я один попал в 14-ю школу, остальные ребята, а потом и моя дочь, учились в 5-ой.

Наша была тогда новая, яркая, самая большая в Выборге, раза в два больше 5-ой. Мы гордились своей школой, пока она не треснула всем своим массивным корпусом. А поначалу наша школа была единственной в городе одиннадцатилеткой – средняя политехническая, с трудовым воспитанием. В нашем квартале школа оказалась по соседству с несколькими многоэтажными зданиями, раскиданными, как острова, в море деревянных домов и заборов. Прямо напротив нашего дома, через сквер, где сейчас современный корпус, была классическая барачная постройка. Кухня – как в фильме «Место встречи изменить нельзя», только еще с букетом «ароматов» из пара, вони от горелых овощей, рыбы и прочего... К этой кухне примыкал коридор с дверьми, ведущими в каморки. В одной из них жил мой одноклассник. Чисто, аккуратно, но не повернешься - как в такой тесноте он делал уроки?! Ещё помню, у него была коллекция марок, любовно и бережно собранная. Кстати, каждая коллекция с головой выдаёт характер хозяина.

Наша улица с полным правом называлась тогда Садовой: там, где она пересекается с Московским проспектом, и где сейчас магазин «Мальборо», в пору моего детства был удивительно красивый сад – много георгинов, в сентябре ярко полыхали «золотые шары» выше моего тогдашнего роста. По дороге в школу я притормаживал, любовался этой красотой и пересекал абсолютно пустой, без машин Московский проспект. Свой сад был и во дворе школы. Плодовые деревья, небольшой огород и – примета хрущевской эпохи – высоченная кукуруза. До первого снега многие классы отрабатывали там уроки труда (там и там и в колхозе «Авангард»). А ещё во дворе стояло несколько автомобилей – и старшеклассники осваивали на них вождение и автодело.

Через четыре года после открытия школы, 1 сентября я стоял во главе своего класса (по причине роста) на первой в жизни школьной линейке. А потом нас отвели к памятнику Ленина и сфотографировали на ступенях. Вот тут (опять из-за роста), я в заднем ряду – белобрысый ушастик в берете, рядом с нашей учительницей (не позавидуешь ей – сорок живых пружинок, сорок!).

Дети почти всегда любят своего первого учителя и вспоминают всю жизнь. Но у нашего поколения, во всяком случае у очень многих, были необыкновенные учителя. Многим курсы институтов заменяла война, фронт – может быть, поэтому и отношение их к нам было каким-то особым. Они словно старались дать нам то тепло, доброту и знания, что недополучили сами из-за войны. Наша Александра Михайловна, не окончив школу, с 1941-го по 1943-й была на строительстве укреплений. И это ледяной, промозглый Карельский фронт! С 43-го и до 4-х часов утра дня Победы она находилась в расчете зенитной пулеметной установки по охране аэродромов, железнодорожных мостов и вокзалов – сам откопай позицию и блиндаж, сам сбей фрица, а потом ещё побегай за ним с винтовкой, если вдруг сумеет спрыгнуть… После войны она – военрук в родной школе, заочно окончила педагогический институт.

С 1950 года Александра Михайловна работала в школах Выборга, общий стаж педагога – 40 лет. Помню ее северный говор и иногда неувязки с классическим литературным языком. В старой доброй газетной статье о ней написано: «вниманием и заботой окружает она своих воспитанников»… Классическая фраза. Вспоминаю, как однажды на уроке Александра Михайловна упомянула Пергамский храм. Я лихорадочно задрал руку: «Я видел… видел Пергамский храм!». Александра Михайловна слегка улыбнулась: «Штепа, не ври! Пергамский храм в Пергаме»… А вечером, около девяти, вдруг в дверь. Она на пороге: «Простите, я должна поговорить со Штепой. Я узнала, что вы были с ним на выставке Пергамского храма в Эрмитаже. Я должна попросить прощения Я оскорбила мальчика, а человек не должен засыпать с чувством обиды. Так нельзя!».

Бывает, и я делаю грамматические ошибки, но хорошо помню: никогда не поздно попросить прощения. Человек не должен засыпать с чувством обиды.

И еще один удивительный случай. Как-то мои родители уехали в Москву по делам на неделю, и Александра Михайловна на эту неделю приютила меня у себя дома. Очень хорошие, добрые дни в доме на набережной возле проходной порта. На второй или третий день у Александры Михайловны возникла проблема. Вечером она занималась со мной, утром ставила мне в классе тройки, днем жаловалась мужу: «Не могу сама себе ставить пятерки». Тот улыбался: «Шура, поставь, что заслужил, или просто не спрашивай, что ты мучаешься?». Она пожала плечами… Несколько дней одноклассники теребили меня: за что Александра Михайловна на тебя так взъелась?

Такие адские годы войны и такая светлая внутренняя чистота после неё…

В небольшой статье о нашей школе, размещенной в интернете, приведено буквально несколько фактов, скромно умалчивается, к примеру, о том, что школа носила имя финского коммуниста Отто Куусинена. Естественно, мы тогда как-то не задумывались, хороший он человек или не особо. Но вот, что он иностранец, порождало с первого класса более простой и активный интерес к окружающему миру, чем у многих наших сверстников. Хорошо помню огромную стенгазету, посвященную Кубе, у нас в классе. Моя парта буквально примыкала к ней, и я терся плечом о надпись «VIVA CUBA». Наша школа всем своим «пестрым» коллективом поддерживала кубинскую революцию и клеймила Америку, но в подавляющем большинстве знала и фразу «пурукуми ё?» (вопрос к финским туристам: есть ли «жвачка»?).

Мы были очень разными, в большинстве дворовые на грани с уголовщиной. Трудная доля была у наших педагогов работать с нами. Помню, что мы очень любили Евдокию Ивановну Алексееву. Периодически от её увесистой руки можно было схлопотать подзатыльник или услышать громогласное: «Распяль очи! Побачь на доску, шо там напысано?». Ну из Белоруссии она была, и по слухам, партизанила во время войны. Но Евдокия Ивановна прекрасно находила общий язык с нами.

Вот такими мы были. Сейчас это трудно представить. Не дай бог ту бедность и дай бог ту искренность!..

Степан МОДЕСТОВ