ПТИЦЫ МОЕГО ДЕТСТВА

По сравнению с моим детством, птиц стало меньше в разы, и некоторых из них я уже и не вижу. В возрасте первоклассника я соревновался с друзьями в том, кто раньше найдёт гнездо жаворонка, но никогда его не разорял. Просто интересно было посмотреть на аккуратные коричневые яички в гнезде и доверчивых птенцов, которые широко разевали свои рты в надежде, что это большое существо, заслонившее небо, и покормит как надо, досыта. Жаворонка я уже не слышал лет десять. Ещё лет двадцать назад над любым, достаточно большим полем, неустанно парила пустельга, высматривая добычу для своего прожорливого потомства. Забыл, как она и выглядит. В некоторые скворечники уже не прилетают скворцы, а было время, когда они устраивали целые свалки в боях за родовое гнездо со своими потомками и соседями. Приходилось срочно делать им новые домики, чтобы предотвратить смертоубийство. А теперь и двух под окошком хватает, даже иногда не понять, есть ли в этом году в них жильцы.

Когда вы в последний раз видели, и видели ли вообще, ястреба или коршуна, выписывающего круги над деревней и высматривающего выводок цыплят? А в моё детство чуть не каждый день то бабушка, то соседки ругались по поводу того, что опять ястреб кого-то утащил. Иногда приходилось новую наседку сажать на яйца, потому что весь старый выводок был ликвидирован зорким и умелым, необычайно красивым охотником.

Но и тем немногим птицам, что ещё живут со мною рядом, приходится теперь нелегко. Особенно зимой. Я зимую в деревне уже девятый год, моими пернатыми соседями по участку являются десятки синичек разных видов, воробьи, свиристели, снегири, сороки, пара ворон и дятел Тимоша. Это зимой. Иногда, правда залетают всякие экзотические птицы, даже лебедь как-то в конце марта на лёд озера приземлился и стоял в некотором отдалении, намекая, что неплохо бы рыбачку уловом поделиться с голодающим. Или чижики иногда прилетают, и утки в незамерзающей канаве, что к озеру идёт, от метели прячутся.

С наступлением весны все синицы, как по команде исчезают, и тогда подсолнечные семечки лежат в кормушках по нескольку дней. У синиц начинается строительный сезон. Далеко они не отлетают, а перемещаются за двести метров в лесную полосу, что идёт вдоль беоега Суходольского озера. Там они к маю настроят без участия таджикских и молдавских перелётных синиц новых гнёзд и оборудуют для кладки свои прошлогодние дупла и гнёзда, а к началу лета выведут птенцов. И как только первые заморозки возвестят о подходе зимы, вся эта весёлая орава перемещается обратно к домам, поближе к человеку.

Синицы – птицы основательные, организованные, не чета пустозвонам-воробьям. Те вечно что-то делят, дерутся, галдят, как будто распределяют - то ли премию, то ли гараж в кооперативе, или же обсуждают закон о правовом статусе червяков в первом чтении, словом, ведут себя непристойно на фоне трудолюбивых и немногословных синичек. Те постоянно в поиске, им не до праздного воробьиного базара и пустого препровождения времени. Летом они в компании с трясогузками и скворцами прочёсывают кусты, борозды и грядки, наталкивая в клювик немыслимое количество всякой вредительской нечисти. Не будь их, всякие гусеницы, жуки, слизняки и прочая грызущая рать затоптала бы и нас, и наши грядки с поеденным урожаем.

В день одна синичка ловит столько огородных вредителей, сколько весит сама; детишки-то больно прожорливы, когда растут. Иной раз смотришь, у птички столько набито в клювике всяких гусениц и сороконожек, что думаешь, как же она их до леса-то, где гнездо, потащит, такая маленькая? А она норовит ещё ухватить какую-нибудь зазевавшуюся капустницу, чтобы до отвала накормить своих чад.

А зимой им плохо. Прячутся поглубже все жуки, червяки и слизни. Наступает вегетарианская пора с невкусными ольховыми и берёзовыми семенами, и если с наступлением морозов птиц не подкормить, то многие из них погибают от голода или, слабея, не могут увернуться от когтей прожорливых и вечно голодных деревенских кошек. Да и культурные и сытые мурки, типа моих, любят поохотиться.

Затрепав очередную жертву, приносят её к крыльцу, зафиксировав свою отличную физическую форму. Убивают ради удовольствия и азарта, как тот бывший большой государственный деятель, что в одной из передач про неземную любовь к природе систематически хвастает, как с расстояния в полтора километра из снайперской винтовки большого калибра, на треноге с лазерным микронаведением, и тремя ассистентами с пятью носильщиками убил то ли носорога, то ли бегемота, то ли обоих сразу. И это охота? А ты один, без подмоги, с каменным топором не пробовал их завалить в личной встрече? Чтоб всё по-честному было. А мы бы с удовольствием послушали интервью носорога по поводу появления очередного двуногого трофея, правда, с сильно с испачканными шортами, в его богатой хантерской коллекции.

У больших синиц всё организовано по высшему разряду. Они никогда не едят и не гадят прямо в кормушке, как это делают другие птицы, те же воробьи, снегири или овсянки. У них всегда есть старший в стае, которому все подчиняются. Мне почему-то кажется, что это очень домовитая и справедливая самочка. Я зову её Симой, хоть понимаю, что это может быть и самец, к тому же, скорее всего и птицы-то разные, судя по поведению и разному количеству их в стаях. Видимо, и стаи-то разные.

Встаю я до рассвета и встречаю его в кабинете за работой при настольной лампе. Сима, то есть старшая в пернатом коллективе, как только деревья в саду перед окном становятся видны, начинает долбить стекло. Только в моём окне, где горит ещё свет и до тех пор, пока моё терпение не лопается, и я не выхожу на крыльцо с миской семечек в руках. К этому моменту вся банда, вернее, "приличное птичье сообщество", чинно сидит на ближайших кустах сирени и проводах, и терпеливо ждёт.

Как только я появляюсь, вся компания организованно перемещается на исходную позицию. Сима негромко прочирикивает команды, и вся эта орда её слушает. Никто и ничего не нарушает до той поры, пока не подлетают представители других птичьих организаций. Малые синицы Симе не подчиняются, норовят пролезть без очереди, создавая ненужную толкотню и бедлам. Сима даёт пару тычков нахалкам, и порядок восстанавливается.

Я снял на видео не один час птичьего пиршества, и любой может убедиться, что наладить такой порядок, какой есть у стаи основных моих подопечных, нужен государственный ум. Не инстинкты. Вся стая располагается на перилах в порядке живой очереди и перемещается к кормушке строго по порядку. Первая слетает с перил, садится на бортик, хватает семечко и тут же улетает в столовую, что на двух берёзах (и ещё ВИП-зал в кустах сирени), и начинает трапезу. Как только она освободила посадочное место, на него тут же прилетает вторая, за ней третья. И так – до полного опустошения кормушки. Если я этот момент пропускаю или нахожусь в отъезде, то вся стая перемещается к соседу Володе Дубкову, и всё продолжается в том же духе.

В стае иногда бывает за сто членов коллектива, и места на перилах уже не хватает. Тогда я открываю кухонное окно и сыплю корм ещё и туда. Там, на подоконнике, прикреплена полиэтиленовая коробка, в которую я тоже засылаю гуманитарную по-мощь. Но в эту кормушку всег-да почему-то прилетают всякие разные птицы, которые создают такую родную разруху, свалку и бардак, который так прелестен русскому сердцу.

Сороки в коробку не помещаются и семечки не любят. Зато с удовольствием прямо с подоконника клюют подсохшие остатки кошачьего корма и всё, что осталось в наших недоеденных тарелках. Иногда и кастрюльки из-под каши до того, как их помоют, ставлю на подо-конник. И через полчаса ни каши, ни следов её и в помине нет. И птицы сыты, и мыть посуду полегче, а то зимой как-то лень одолевает, да и день короток, хорошо, что птицы помогают.

(Продолжение в следующем выпуске выходного дня)

Читайте также