Николай Анискин: о своей жизни и работе в тылу в военные годы

Николай Петрович Анискин родился в крестьянской семье в деревне Красное Тульской области. Родители воспитывали их с братом в труде, мальчики с детства помогали по хозяйству: пололи и поливали грядки, пасли коров, ворошили сено на поле и даже следили за тем, чтобы назойливый коршун не стащил со двора цыпленка.

В 1936 году я пошел в первый класс, учился на «пятерки». В школе меня постоянно наряжали Дедом Морозом, один раз проблема возникла с бородой – из чего ее сделать? Выход нашли такой: обрезали у лошади хвост и приделали к моему подбородку. До сих пор помню, запах этого вонючего хвоста… Николай Анискин

Окончив начальную школу в своей деревне, в 1940 году Николай Анискин поступил в семилетку, которая находилась за семь километров.

– Узнали о войне, когда началась мобилизация: мужчин провожали со слезами на глазах. В деревне остались женщины, дети и те, кто по возрасту или здоровью был не пригоден к военной службе. Отец ушел на фронт в июле 1941-го, пройдя в Туле переподготовку, был отправлен на передовую…

Пока боевые действия не докатились до нас, мы жили своими детскими интересами, хотя по дороге в школу через село Покровское видели танки, пушки, самоходные орудия. Бывали дни, когда в школу невозможно было попасть, дорогу преграждала военная техника.

Немцы в деревню пришли рано утром 7 ноября 1941 года. В нашем доме поселилось военное руководство, в комнатах установили аппаратуру, провода от которой выходили на улицу. Проведут совещание – провода отрезают.

Мы с мамой перебрались в дальний подвал, где хранились овощи. Было холодно, входную дверь от мороза закрывали тюками соломы – заготовленные дрова сожгли немцы. Помню, как кухонные рабочие ежедневно готовили сытную еду для своих начальников: в ход шли поросята и куры, отобранные у местных жителей.

Однажды мама случайно разбила трехлитровую банку с медом, собрала мед вместе с осколками и убрала в чулан. Немцы заметили банку и стали требовать мед, мама отказала. Двое чуть не задушили ее за это проводом, пока командир на них не прикрикнул.

Когда в деревню вошли наши, немцы, отступая, сожгли дома. С наступлением весны сельчане стали выходить из подвалов, приспосабливали под жилье все что могли. Мы с мамой ходили в лес: брали санки, пилу, лопату, подпиливали пеньки и везли домой.

Подростки заменяли мужчин, их привлекали к домашним и колхозным работам. Осенью мы вспахивали поле: брали по две лошади, плуг, вожжи. Я сидел на одной из них, правил…

Занимались подростки и уборкой урожая: рожь, овес, пшеницу отвозили на элеватор, который находился в девяти километрах от деревни. А еще гоняли лошадей в ночное. Весной сажали картошку, капусту, овощи. Да и дома дел хватало, мама на работу уйдет, на мне все хозяйство: надо покормить цыплят, ягнят, воды наносить. Но дети во все времена – дети, находили время на игры, зимой, к примеру, пытались гонять палками самодельную шайбу. Катались на коньках по замерзшей реке. А коньки какие были? – К валенкам привязывали веревкой палки и катались.

Все мечтали о том, чтобы скорее закончилась война. Порой, заглядывая в будущее, я видел себя летчиком. А еще очень хотел научиться играть на гармошке. И эта мечта сбылась: мама мне купила гармонь за 9(!) мешков картошки. Совсем небольшая, немецкого производства, больше на игрушку была похожа. Все мамины родственники были музыкальными: кто-то играл на баяне, кто-то пел. Я научился играть на гармошке под мамино пение. В моем репертуаре и плясовые были, и частушки… Через некоторое время уже играл во дворе для девчонок. Мы собирались большой компанией, они танцевали и пели.

Школу мы не бросали, в 1943 году я окончил семь классов, хотел учиться дальше, но надо было работать в колхозе. Зимой было посвободнее, и я охотно помогал маме обустраивать дом, ухаживал за скотом.

Когда пришла пора идти в армию, очень хотелось попасть в воздушные войска, но меня отговорили, и я пошел в радисты, несколько месяцев постигал основы азбуки Морзе. Специалист моего профиля должен был принимать 90 знаков текста в минуту, я принимал 125, а еще при этом успевал записывать данные и отвечать.

Позже, демобилизовавшись, перебрался в Казань, где мой брат работал на моторостроительном авиационном заводе, эвакуированном из Воронежа. Но меня принять на работу отказались под тем предлогом, что несколько месяцев мы жили в оккупации. Позже благодаря брату меня на завод все-таки взяли. Я всегда тяготел к знаниям, поэтому в 1947 году окончил фабрично-заводское училище и был направлен в сборочный цех.

Собирали на заводе моторы самолетов, так что можно сказать, что в какой-то степени детская мечта Николая Анискина об авиации сбылась. Он даже не припомнит сегодня, сколько двигателей прошло через его руки за 42 года, но его портрет постоянно висел на заводской Доске почета. За усердную работу в 1977 году был награжден орденом «Знак почета», а медаль «Отличник качества» вручал Николаю Анискину лично министр авиационной промышленности.

– У меня три любви, которые я пронес через всю жизнь: жена – Лариса Васильевна (вместе прожито более 60 лет), гармонь и кинокамера. Кстати, первую (после маминой) гармошку я себе смог купить за 2500 тысячи рублей, а камеру жена подарила. Снимал все: семью, знакомых, природу. Сегодня накопилось множество пленки с моими фильмами, иногда включаем с Ларисой проектор и вспоминаем жизнь, турпоходы в Крым, на Кавказ. Семья у нас большая: сын с невесткой, дочь и зять, трое внуков и их жены. Наша дочь вышла замуж и переехала из Казани в Рощино, следом прибыли и мы. Уже 20 лет здесь, ни разу не пожалели, что променяли большой город на этот поселок. Живем активно, занимаемся скандинавской ходьбой. У меня замечательная семья, мне всего хватает, чтобы чувствовать себя счастливым человеком.