В ДУШЕ ОСТАЛАСЬ ЛЕНИНГРАДКОЙ

Валентину Михайловну  я знаю давно. Каким-то удивительным образом эта хрупкая, утончённая, интеллигентная  женщина сумела сохранить в себе  и жизнелюбие, и достоинство коренной ленинградки. Даже не верится, что она столько  пережила: блокада, арест отца, смерть матери, а несколько лет назад и сына…  

Уже много лет Валентина Михайловна Григорьева активно работает в Совете ветеранов, проводит беседы с учениками в школах, регулярно бывает в библиотеке на Спортивной, 10. Очень любит свой родной Ленинград –  может рассказывать о нем часами (и как интересно!) – заслушаешься: рассказчик она замечательный! 

Мы встретились накануне Дня Победы, но говорить начали не о войне, а о жизни – насыщенной и интересной (между прочим, в сентябре Валентина Михайловна отметит своё 90-летие). Листаем семейный альбом: вот маленькая Валя с любимым котом на руках, вот - с куклой, а вот – и вся семья (отец, мама, старшая сестра и моя собеседница).       

На набережной Рошаля

- До войны мы жили на набережной Рошаля (ныне – Адмиралтейская набережная). Жили хорошо. Была у нас немецкая овчарка по кличке Пират – месяц в году собака проходила специальные тренировки. Настоящий сторож. Я занималась балетом, в Доме пионеров – изостудия, хор Дунаевского и игра на фортепиано, в школе – драмкружок.  

Отец, Михаил Константинович Маркитахин, возглавлял трест текстильной промышленности, мама воспитывала детей. Папа сам себя сделал: он из деревенской многодетной семьи, окончил приходскую школу, потом много учился. Знал три языка, часто бывал за границей, когда «ставил» текстильную промышленность в Ленинграде (выезжал за тканями, встречался с текстильщиками из других стран). Отец был знаковой фигурой для города. Когда сестра вышла замуж, а она была старше меня на 15 лет, папа помог ей с квартирой на Невском проспекте. 

А потом началась война

– Беда в нашу семью пришла ещё раньше: в 38-м отца осудили… В тот же миг нас  выселили из квартиры. Все ценное  забрали, оставили только рояль. Через десять лет папа вернулся, но ненадолго. Вновь арест, и больше мы его не видели. Сестра работала на химико-пищевом комбинате, мама дома вязала и шила на заказ (с ранних лет ей это здорово удавалось). Конечно, научила шить и нас с сестрой. 

Когда началась война, муж сестры ушел на фронт (он был авиамехаником), сестра – на казарменном положении,  комбинат быстро переквалифицировали в оборонный. Мы с мамой выживали благодаря сестре: наши карточки она отоваривала на комбинате. Я с бидоном ходила к ней за обедом. В прачечную, которая находилась в нашем доме, попала бомба и пробила трубу, поэтому у нас была вода. Позже мы объединились с соседкой по этажу, у неё была хорошая печурка. Выживали… 

В сентябре, как положено, мы пришли  после каникул в школу в Перекупном переулке, а там уже эвакопункт. Особенно мне запомнилось, как размещали детей. Они жили там недолго, пока оформлялись документы по размещению их в различные учреждения.   

Эвакуация

– А потом мама стала сдавать. Сестра решила, что пришло и наше время покинуть Ленинград. Еле отпросилась с завода, по Ладоге мы добрались на другой берег, а там на поезде – в Архангельскую область к родственнице. Мама умерла в дороге. После войны нам даже прислали свидетельство о смерти. В Вологде было организовано своего рода Пискарёвское кладбище, там наша мама и захоронена.

 В эвакуации я училась в школе. Несмотря на войну, директор организовал самодеятельность: дети пели, играли на народных инструментах. Если пели «Землянку», то на сцене была землянка и печурка с огнём. И всё своими руками. Я вспоминаю директора школы с такой теплотой, ведь немолодой человек был, кругом война, а он находил в себе силы держаться и поддерживал нас. Устраивал балы и маскарады. Помню, свой костюм мушкетёра – колготы (из мужских панталон), какие-то шорты и плащ. Даже павлинье перо где-то отыскалось. За костюм я получила премию, а деньги были тут же отправлены в фонд обороны. Сестра работала в исполкоме, а я летом – в колхозе, мне даже давали продукты за трудодни.      

Куклу жалко

– Война ещё не закончилась, а сестру вызвали обратно в Ленинград. Наша квартира была разорена. Особенно жалко было фарфоровую куклу, привезённую папой из Германии. Она говорила «мама». Изначально кукол было две – Мари и Кати. Одна  разбилась ещё до войны, а второй я очень дорожила. 

Михаил - наше семейное имя 

– К тому времени за моими плечами было неполных девять классов. Я мечтала поступить в педиатрический вуз, но по болезни упустила время. Приняли в зуболечебную школу. Правда, не работала по специальности: в 1946 году вышла замуж за морского инженера, родила сына, а позже и дочь. Мужа звали Михаил Петрович. Нужно сказать, что имя Михаил – наше фамильное. По маминой линии были Михаилы, отец мой тоже Михаил и муж, и внук… (Прим. автора: внук Валентины Григорьевой – Михаил КУКИН, когда-то блистал в трио «Однако» детского центра «Эльфы»). Когда муж окончил училище, его направили на корабль в Латвию, а затем в Таллинн. Почти два года мы служили в Алжире, Михаил Петрович был командирован советником. Жили в высотном доме, рядом горы, Средиземное море – мне очень нравилось. Жёны военных сами организовали школу для своих детей, я, например, вела рисование и музыку. 

45 лет в Выборге 

– После Алжира мы ещё год жили в Эстонии, а в 1969 году мужа направили в Выборг, на судостроительный завод. Поселились сначала в общежитии, ждали, когда сдадут в эксплуатацию заводские дома. Дочь Тамара в школу пошла в Таллинне (первый класс окончила на одни пятёрки), продолжила обучение в школе № 12. 

В первое же лето, как мы сюда приехали, я пешком обошла весь город. И тогда же мне попалась на глаза книга Евгения Кеппа о Выборге, я её зачитала до дыр. Когда  вышла на работу воспитателем в детский сад «Кораблик» и подружилась со старожилами, меня удивило, что многие не знают, где эта улица, где этот дом? Выборг нам очень понравился, можно сказать, стал родным – более 45 лет прожито здесь. 

Записала Маргарита ЗАХАРОВА