Социальное окружение как основной терапевт

Назар ДОЛИЦКИЙ – человек-глыба в военизированной экипировке, член мотоклуба «Ночные волки», штатный врач-психиатр Мультицентра социальной и трудовой адаптации. В качестве военврача с позывным «Варяг» принимал участие в боевых действиях на Донбассе в подразделении «Пятнашка», пишет рассказы о жизни «за ленточкой».

Встретившись на Фестивале малой прессы, мы не могли упустить возможность поговорить на актуальную тему: как помочь тем, кто вернулся с СВО и нуждается в реабилитации. 

– Назар, это правда, что вы можете обратиться к человеку только в том случае, если он сам подтвердит, что ему нужна помощь?

– Совершенно верно. Я должен проинформировать собеседника, что я психиатр, и получить от него согласие на общение. В том случае, если он общается со мной именно как с психиатром, потому что такое общение уже является психиатрическим освидетельствованием. Но и простое человеческое общение, конечно, тоже никто не отменял.

– Много ли людей обращались к вам как к штатному психиатру Центра?

– Цифры я называть не могу, но скажу лишь, что немного.

– Какие поводы для обращения?

– В основном это проблемы со сном, какие-то аффективные колебания. Честно скажу, ко мне пока не обращались со случаями каких-то клинически выраженных тяжелых проявлений.

– Но есть мнение, что многие, возвращаясь с СВО, закрываются дома и фактически отгораживаются от социума.

– Мне кажется, это немного преувеличено. Но здесь надо учесть, что в нашем обществе существуют определенные опасения по поводу обращений к психиатру. Сейчас формируются психиатрические службы в поддержку участников СВО. Я говорил коллегам, что это не будет работать, к вам просто не пойдут. Особенно если такие подразделения на базе психоневрологических диспансеров. У большей части людей есть понимание: как только я переступлю порог этого заведения, то всё, я на учёте, не смогу получить ни водительскую справку, ничего… Люди из-за этого к вам просто не пойдут.

Кроме того, поход к психиатру означает, что человек сам признал, что у него есть проблема. Это также определённый барьер, поэтому часто проще замкнуться в себе, возможно уйти в алкоголь, с мыслью: я сильный, я справлюсь. А в какой-то момент процесс выходит из-под контроля.

– Что делать с такими скрытыми случаями?

– Я не раз говорил и повторю, что здесь ключевой момент – доверие. Доверие человеку, у которого есть какие-то внутренние душевные и психологические проблемы, доверие этого человека своему окружению, желание открыться, готовность заявить о том, что ему нужна помощь.

– Как я понимаю, те, кому помощь нужна, редко за ней обращаются.

– Да, как правило, в большинстве случаев обращаются близкие родственники и друзья. В российском обществе нет готовности просить помощи у психологов, тем более психиатров. Если американец увидел плохой сон, всё, он уже у врача, он уже на антидепрессантах. У нас – нет, особенно старшее поколение, которое в Советском Союзе выросло: со своими проблемами сам разберусь.

– Ну, а когда совсем край, ситуация выходит из-под контроля?

– Врач должен оказать помощь, когда у больного выраженная депрессивная симптоматика. До того, как она проявится, основным терапевтом является социальное окружение. Семья, работа, круг друзей, вся сфера, в которой человек находится. Если будет доверие, то человек откроется.

– Ну, хорошо, а что жене делать, если муж вернулся, закрылся в себе, не хочет ни с кем общаться?

– Искать помощь, обращаться к друзьям, к сослуживцам, к тем, кто прошёл через аналогичные ситуации. Нужно достучаться до него, чтобы человек понял, что ему нужна помощь. Большая надежда на тех, кто уже социализировался, вернувшись оттуда. Мы сейчас работаем над формированием терапевтического сообщества по типу известного, где с зависимыми работают такие же бывшие зависимые, которые уже свою проблему в чем-то решили, и переходя на новый уровень, они подтягивают друг друга.

Здесь то же самое: доверие к комбатанту, человеку, который участвовал в боевых действиях, кто с ним одной крови, с кем они говорят на одном языке, который понимает изнутри его проблемы, будет намного выше. Формирование терапевтического сообщества, где ребята уже друг другу помогают, единственный выход, когда можно будет помогать не в единичном, а когда таких случаев будет много. Очень важно не доводить до того, когда статьёй 29 существующего Федерального закона «О психиатрической помощи…» допускается оказание психиатрической помощи в недобровольном порядке. Это крайний и редкий случай, когда у человека присутствует конкретная депрессивная симптоматика, суицидные мысли или проявления агрессии. До этого лучше не доводить!

Ольга РОГОЗИНА