«БЛИЖНИЙ КРУГ» ЛЮДВИГА ГЕНРИХА НИКОЛАИ. СЕМЕН ВОРОНЦОВ

Людвиг Генрих Николаи на протяжении многих лет поддерживал дружеские отношения и вел оживленную переписку с братьями Воронцовыми. Познакомившись в годы ранней юности, они стали настоящими друзьями и сподвижниками на всю жизнь. И хотя не всегда им удавалось встречаться лично, но дела придворной службы, общие  интересы, увлечение садово-парковым искусством, а также взаимная забота о детях скрепляли эту дружбу. 

(Начало в №104)

Сердечная плата

Семен Романович Воронцов «платил сердечной привязанностью» старшему Николаи за его сына, ставшего настоящим старшим товарищем для Михаила Воронцова. Пауль и Михаил поддерживали неразрывную дружескую связь на протяжении всей жизни, один стал видным российским дипломатом, другой – фельдмаршалом и основателем Алупкинского парка. В свою очередь жизнь в Англии дала возможность Паулю Николаи ближе познакомиться с английским пейзажным стилем, и оригинальные проекты парковых павильонов, а также семена и саженцы редких декоративных культур он присылал в Монрепо из Лондона. Летом 1806 года Михаил Семенович посетил Монрепо и вместе с бароном и баронессой гулял по парку. Сохранилось документальное свидетельство этого посещения – письмо Иоганны Маргареты Николаи сыну Паулю. Она писала: «Утёсы и различные виды, кажется, ему понравились, как и море. А что касается парка, то Вы представляете, что по сравнению с ещё свежими воспоминаниями об английских парках, наш не имел у графа Мишеля большого успеха». Сравнение с английскими парками было понятным и неизбежным: проживший всю жизнь в Великобритании Михаил Воронцов хорошо знал великолепные образцы английских парков, и, по всей видимости, суровые скальные пейзажи Монрепо не особо его впечатлили.

Отношения на расстоянии

Постоянно переписываясь с Людвигом Генрихом Николаи и другими друзьями и знакомыми при дворе, Семен Романович Воронцов прекрасно знал о неустойчивом характере вступившего на престол Павла I, но в первое время он получал только лишь свидетельства благоволения государя. В начале царствования государь пожаловал Семена Романовича чином генерала от инфантерии с повышением в звании чрезвычайного и полномочного посла в Лондоне. «Знайте, – писал ему на другой день после смерти Екатерины IIграф Ростопчин, ближайший соратник императора, – что вы сами и труды ваши угодны и нужны империи». Впрочем, на тот момент желания С.Р. Воронцова были более чем скромными  – остаться в Лондоне посланником. Он вовсе не желал ехать в Россию, так как знал, что, живя в Петербурге, должен будет выполнять обязательный церемониал и являться на ранние упражнения и утомительныедворцовые вахтпарады, на что посол при своем пошатнувшемся здоровье не считал себя способным.

Тут, конечно, действовало и опасение характера государя, отношения с которым на расстоянии казались безопаснее. Между тем вздорность и нетерпимость Павла I начинали все более и более выясняться. Многие, даже самые близкие друзья, впадали в немилость из-за мелких пустяков, например, тот же Ростопчин за опоздание в несколько минут был отправлен в длительную отставку. Поэтому неудивительно, что Семена Романовича нисколько не обрадовало предложение Павла I стать вице-канцлером.

Из письма Л.Г. Николаи С.Р. Воронцову (18 октября 1798 г.): «Признаться, дорогой друг, я так и не сумел прийти к единому мнению относительно предложенного Вам поста вице-канцлера. Руководствуясь самолюбивыми мотивами, я желал бы видеть Вас в этой должности. Но я также не могу не принять во внимание Ваш образ мыслей и слабое здоровье, а также отеческую мою любовь к сыну Паулю, для которого служба при Вас – это истинная отрада». 

Поразмыслив и приняв во внимание совет друга, знавшего обстоятельства при дворе как нельзя лучше, обдуманным и тактичным письмом Семен Романович отклоняет от себя  предложенное назначение. Но на этом дело не заканчивается, и спустя некоторое время следует новое приглашение императора (ввиду ожидавшейся смерти канцлера Безбородко) занять эту вакансию – и, казалось, отступать уже невозможно. Воронцов вновь пишет письмо, полное заверений в уважении и почитании (приложив справку от врачей «о неважном состоянии здоровья»), но все же начинает готовиться к отъезду из Англии, с нравами и климатом которой он уже свыкся. Из переписки посла за это время видно, какие мрачные предчувствия и даже уверенность в близкой гибели тяготили его. 

Непредсказуемый император

Из письма Л.Г. Николаи С.Р. Воронцову (25апреля 1799 г.):

«Князь Безбородко указал Государю и придворным на Вас, как на единственного, кто способен руководить внешними отношениями государства. При дворе только и говорят о скором Вашем возвращении, которое будто бы непременно последует после получения Вами от Государя приглашения на сей весьма высокий пост. Поскольку ни я, ни кто-либо другой не видели письма, написанного императором, я решил повременить с выводами и в то же время никак не мог определиться, чего же мне следовало желать в сложившихся обстоятельствах. Увидеть Вас после стольких лет разлуки, вновь встретиться с сыном, находиться подле вас обоих – должен признаться, подобная возможность весьма прельщала меня, ибо после кончины Лафермьера я чувствую себя совершенно одиноким, живущим в окружении знакомых, среди которых нет ни одного настоящего друга. Узнав недавно о Вашем мудром послании Государю и последовавшем на него высочайшем ответе, еще более мудром, я всё более убеждаюсь, что принятое Вами решение есть самое выгодное и подходящее для Вас, и посему я могу быть спокоен как за Вас, так и за судьбу моего сына. Как и все остальные, я по сию пору пребываю в неведении относительно дальнейших действий императора, но со смирением ожидаю их и доволен уже тем, что не обязан высказывать свое мнение по сим вопросам вышестоящим лицам».

Но и в этом случае дело обошлось благополучно, вероятнее всего, всё же не без участия Марии Федоровны и Людвига Генриха Николаи: Павел I разрешил послу оставаться в Англии, не неволя его приездом на родину, «будучи уверен, – по словам рескрипта, – что он и вне России будет ей полезен». 

(продолжение в следующем номере)

Надежда РАССАХАТСКАЯ, старший научный сотрудник ГИАПМЗ «Парк Монрепо»