Опыт Гоголя: может ли биография быть духовной?
Творчество Николая Васильевича Гоголя уже не первое столетие привлекает к себе повышенное внимание. Казалось бы, все его произведения хорошо известны читателям и исследованы литературоведами. Но до сих пор классик русской литературы не перестаёт удивлять нас новыми гранями своего таланта.
Весьма знаменательным является совершающееся на рубеже двухтысячелетия христианства открытие Гоголя как глубокого христианского писателя. Приснопамятный Святейший Патриарх Алексий II заметил, что нашим современникам открывается подлинный лик Гоголя как великого духовного писателя России. Растёт интерес к тем сторонам его жизни и творчества, которые раньше по идеологическим причинам оставались в тени. Сегодня впервые духовные произведения автора стали доступны широкому кругу читателей, так как выходят отдельными изданиями. Символично, что в год двухсотлетия со дня рождения писателя (2009) именно в церковном издательстве – Издательстве Московской Патриархии – увидело свет Полное собрание сочинений и писем Н.В. Гоголя. В приветственном слове к читателям Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл отмечал, что Гоголь как духовный автор и православный мыслитель, к сожалению, мало известен широкой общественности, а между тем эта составляющая его творчества является доминирующей. Поэтому, мне кажется, не случайно, что труды Н.В. Гоголя выпустило центральное церковное издательство в сотрудничестве с представителями академической науки.
По словам Его Святейшества, «наш долг перед памятью великого русского писателя состоит в возвращении людям его творчества во всей целокупности». Убежден, что творческое наследие Николая Васильевича Гоголя одновременно принадлежит русскому и украинскому народам, являясь частью того общего прошлого, которое и по сей день объединяет русских и украинцев и служит залогом их духовного и культурного единства. Кстати, юбилейное Полное собрание сочинений и писем Гоголя издано одновременно в России и Украине.
По мысли профессора Московской Духовной Академии Михаила Дунаева, опору для осмысления великой русской литературы вообще мы можем найти в Нагорной проповеди Спасителя: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкопывают и не крадут...» (Мф. 6, 19-20).
Эта Евангельская максима была близка и нашему великому классику. Сегодня всё яснее становится, что Гоголь был не только гениальным художником, но и выдающимся проповедником, ревностным христианином, который всю жизнь стремился возрастать духовно и помогать в этом своим соотечественникам. Очевидно, Гоголь искал ответы на вопросы более важные, чем проблемы одного художественного творчества, пусть даже весьма утончённые, – хоть они и не могли не завлекать его воображения: всё-таки он был художник. Художник высочайшего уровня, он обладал и обострённой религиозной одарённостью, и нам важно отметить, что она возобладала в нём над чисто художественною жаждою творчества. Гоголь сознавал: искусство, как бы высоко оно ни возносилось, останется пребывать по природе своей среди сокровищ на земле. Вдумчивое изучение творческого наследия нашего гения показывает, что для Гоголя всегда были приоритетнее сокровища на небе.
Отметим, что религиозное странничество Гоголя не обошлось без блужданий и падений. Одно лишь несомненно: именно Гоголь первый из наших классиков направил русскую литературу к осознанному служению православной Истине. Впервые увидел и чётко сформулировал этот вектор движения Гоголя писатель русского зарубежья К. Мочульский в своей книге «Духовный путь Гоголя»: «В нравственной области Гоголь был гениально одарён; ему было суждено круто повернуть всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть её с пути Пушкина на путь Достоевского. Все черты, характеризующие «великую русскую литературу», ставшую мировой, были намечены Гоголем: её религиозно-нравственный строй, её гражданственность и общественность, её боевой и практический характер, её пророческий пафос и мессианство. С Гоголя начинается широкая дорога, мировые просторы».
Действительно, сегодня мы как никогда ранее можем осознать основную идею творчества Гоголя о необходимости возвращения к духовным истокам нашей жизни, к библейскому видению мира, к настоящей церковной жизни. Мало того перед нами как читателями предстоит истина неоспоримого факта: в нашей литературе Гоголь едва ли не единственный светский писатель, творческую мысль которого могли питать святоотеческие творения. Николай Васильевич не просто знал и любил Евангелие, читал и ценил святых отцов, но стремился соблюдать евангельские заповеди и следовать святоотеческому учению в своей повседневной жизни. Он был носителем церковного мировоззрения, имел монашеское устроение души. Не буду голословен, приведу несколько примеров. По свидетельству современников, Гоголь ежедневно читал по главе из Евангелия и Ветхого Завета, а также житие святого, память которого празднуется Церковью в этот день. Кроме утренних и вечерних молитв, которые ежедневно читают все православные христиане, он прочитывал еще и малое повечерие. Постился иногда как самый строгий отшельник, а во время говения почти ничего не ел. Последнее десятилетие жизни Гоголя проходит под знаком всё усиливающейся тяги к иночеству. Не давая монашеских обетов целомудрия, нестяжания и послушания, он, по сути, исполнял их в своей жизни. Современники не оставили никаких свидетельств о близких отношениях Гоголя с какой-либо женщиной. На фоне донжуанских списков других русских классиков этот факт выделяется разительно. Оставшееся после смерти Гоголя личное имущество состояло из нескольких десятков рублей, книг и старых вещей – а между тем созданный им фонд «на вспоможение бедным молодым людям, занимающимся наукою и искусством» составлял более двух с половиной тысяч рублей.
Гоголь остро ощущал духовный социальный кризис своей эпохи, человеческую греховность, отклонение человека от христианских заповедей. Незадолго до смерти, в марте 1851 года, он писал матери и сестрам: «Невольно обнимается душа ужасом, видя, как с каждым днем мы отдаляемся всё больше и больше от жизни, предписанной нам Христом». В русской классической литературе другого такого писателя нет.
Писателя воодушевляла идея духовного самопознания, которое должно было помочь ему узнать «природу человека вообще и душу человека вообще». Закономерен приход Гоголя к Христу: в нем он увидел «ключ к душе человека», «высоту познанья душевного». В «Авторской исповеди» писатель заметил, что «провел несколько лет внутри себя», «воспитывал себя, как ученик». В последнее десятилетие жизни он стремился реализовать новый творческий принцип: сначала создай себя, потом книгу, которая расскажет другим, как создать себя. Отметим, что всё зрелое творчество Гоголя (с середины 1830-х гг.) воодушевлено идеей проповедничества. В последние годы жизни Гоголь сформулировал идеалы, вдохновлявшие его уже в начале писательского пути. Замечательный императив, обращенный и к «человеку вообще» и к «русскому человеку», и одновременно писательское кредо самого Гоголя находим, например, в набросках неотправленного письма к В.Г. Белинскому (лето 1847): «Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство».
И не случайно же на грандиозном историческом полотне «Явление Христа народу» нашего знаменитого живописца Александра Андреевича Иванова появляется один интересный персонаж – в искусствоведении его принято называть «ближайший ко Христу». Это прямой портрет Гоголя. Причём Гоголь предстает перед нами в совершенно новом облике и занимает особое место. Художник пишет духовный портрет писателя, стараясь раскрыть его внутренний мир. Иванов помещает Гоголя ближе всех к Христу, тем самым стремясь отразить его набожность. «Ближайший ко Христу» резко выделяется из окружающих его людей непокрытой головой и простой одеждой – темной на светлом фоне. Художник многократно подчеркивает, что этот человек пришлый, другой. «Ближайший ко Христу» не движется с потоком толпы, он мысленно продолжает движение Христа, и создается впечатление того, что Гоголь пришел с той стороны, откуда идет Спаситель, перекликаясь с Ним по цветовым пятнам одежды. Если присмотреться, можно увидеть почти незаметную деталь: сзади «ближайшего ко Христу» идет старик, который в одной руке держит посох, а другой указывает на Гоголя. Так А. А. Иванов многократно подчеркивает особое значение Н. В. Гоголя в русской культуре.
Издавна бытует версия о душевной болезни Гоголя в его последние дни. Это заблуждение проникло даже в «Настольную книгу священнослужителя» (в 8 том ее, изданный в 1989 г.). Думается всё же, что такое мнение основано на недоразумении, на вымышленных фактах. Изыскания профессора МГУ им. М.В. Ломоносова В.А. Воропаева, председателя Гоголевской комиссии Научного совета «История мировой культуры» РАН, предпринятые в последнее время, убедительно утверждают: никаких признаков душевного расстройства Гоголь перед смертью не обнаружил. Эти слухи есть продолжение давней сплетни, рождённой непониманием сложных внутренних движений при той тонкой душевной организации, какою отличался Гоголь, – они распространились ещё при жизни его. Не выдерживает критики и утверждение, будто писатель был заживо погребён, погружённый в летаргию. Высказано было в недавнее время мнение, основанное на некоторых фактах медицинского свойства, что Гоголь стал жертвою неумелого лечения приглашенных к нему докторов. Считаю, что вряд ли загадка смерти классика будет когда-нибудь окончательно разрешена. Ясно одно: конец жизненного пути зависел прежде всего от причин духовных, когда «естества чин» не является определяющим. На мой взгляд, совершилось должное совершиться. А если не всё нам остаётся понятным, так на то и несовершенен наш разум.
Для нас очень важно подчеркнуть и тот факт, что Гоголь умирал с молитвой, успев несколько раз поисповедоваться и причаститься Святых Христовых Таин. И неудивительно, что ранее первый из всей писательской братии Николай Васильевич включает в поле своего внимания литургическую жизнь Церкви, пишет о Литургии. Его интересуют Таинства! Не отдельно мораль, не отдельно текст Нового Завета. Но Таинства как средоточие новозаветной жизни. И в нашей статье не избежать теперь упоминания о предсмертных словах Гоголя: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!» При этом необходимо вспомнить о том, что «Лествица» преподобного Иоанна Лествичника была любимою книгою Гоголя. Также отметим, что в его ногах по его же просьбе была поставлена икона Божией Матери, поэтому мы можем смело предположить, что думал он о Деве Марии. Именно о ней говорит церковная служба, знакомая Гоголю с детства: «Радуйся, Лествице небесная, Еюже сниде Бог.» В первые минуты смерти Гоголя видел доктор Тарасенков. Приведём его свидетельство: «Долго глядел я на умершего: мне казалось, что лицо его выражало не страдание, а спокойствие, ясную мысль, унесённую в гроб». И ещё запомнили в доме Толстых, где умирал писатель, последние его слова: «Как сладко умирать». По милости Божией мы имеем надежду на спасение в вечности раба Божия Николая, так много потрудившегося над своим личным преображением и над преображением душ своих соотечественников.
В заключении отмечу, что Гоголь шёл в жизни и творчестве самым трудным, самым сложным путём – путём очищения, восстановления в себе образа Божия, воцерковления своих писаний. Его творчество – это незамолкающий крик и вызов грядущим поколениям. Каждое из них, в том числе и наше, обязано вчитываться в духовно богатые строчки гениальных текстов писателя, для того, чтобы избежать многих бед, угрожающих невнимательному потомству гения.
Священник Михаил КОТОВ, настоятель Храма Рождества Пресвятой Богородицы г. Светогорска, председатель Комиссии по культуре Выборгской епархии
