ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ…

ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ…
594
ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ…

На  недавней конференции «Церковь и война» в Рощино автору этих строк довелось познакомиться с удивительным человеком. Протоиерей Вячеслав ХАРИНОВ ведёт большую общественную работу, занимается созданием музеев, устраивает мотопробеги к Дню Победы и бывает с байкерами в Выборге. Есть у него и еще одно, с точки зрения мирского человека, необычное для батюшки увлечение – поисковая работа. 

– Как давно и с чего это началось?

– В 1995 году я занимался на общественных началах храмом в Сологубовке. Это самый центр так называемого Шлиссельбургско-Синявинского выступа, который немцы называли «бутылочным горлом». Мои друзья и прихожане часто говорили о войне, о том, что то здесь, то там периодически находили останки погибших… Так я совершенно неожиданно оказался в самом эпицентре войны.

Я единственный поздний  ребенок человека, который 17-летним ушел на фронт. Отец был награжден медалью «За отвагу» (ее называют самой дорогой солдатской медалью, поскольку она давалась за личное мужество – прим. авт.), о войне говорить не любил, может быть, потому, что побывал в  настоящей «мясорубке». Воевал на Прибалтийском фронте, там наши под Ригой попали в котел… Это я потом уже стал понимать, сопоставляя некоторые драматические моменты, о которых отец говорил только в глубоком подпитии.

Помню, он садился на кровать, склонял голову. Мама в такие минуты уходила на кухню, а я, маленький мальчик, садился рядом. Он как бы впадал в гипнотическое состояние, закрывал глаза и начинал на меня как на носитель информации наговаривать свои воспоминания о фронте, о танковой атаке, о расстреле тех, кого позже назовут власовцами…

Еще одно детское впечатление… Мы жили в коммунальной квартире на двенадцать семей, приходилось ходить в общественную баню. Там мужики, которые не имели шрамов или следов ран, мною не воспринимались как полноценные мужчины. Если были, как у моего отца, шрамы или культя, это внушало уважение: человек воевал. У отца на бедре был след от огромной глубокой раны, мне он казался ужасно красивым, похожим на розу.

С 1995 года я хороню солдат на «пятаке» (Невский  пятачок – ред.), хоронил и на Синявинских. За эти годы, наверное, уже под 70 тысяч упокоенных… 

Тогда же я встретился с Сергеем ПАНИНЫМ, он был командиром поискового отряда Можайской академии. Так, потихоньку война вошла в мою жизнь, и поисковое движение вдруг открылось для меня как продолжение традиций, как память о поколении, к которому принадлежал и мой отец.

Я занимаюсь самыми разнообразными формами увековечения памяти защитников Отечества – от юридических моментов до очень конкретных вещей: уход за воинскими захоронениями, непаспортизированными могилами (в их числе есть могилы людей, расстрелянных немцами, умерших от голода).

В загородном приходе у меня пять храмов, и все они так или иначе связаны с войной. В Сологубовке – с примирением бывших противников. На станции Апраксин – в память почти трехсот тысяч наших соотечественников, павших в Синявинских операциях, здесь же братская могила около храма.

Храм в Муе (построен уже процентов на 70) будет посвящен тем, кто погиб на оккупированных территориях, прежде всего, женщинам, детям. Страдания женщин на оккупированной территории – это особая тема. Они вынуждены были  стирать белье оккупантам, пытались как-то прокормить детей… А ведь расстреливали на месте, как только выходишь за околицу, – и где было искать еду?..

Еще один храм – Никольский – находится на реставрации; это бывшая авторемонтная мастерская на Дороге Жизни. В планах сделать там экспозицию, поставить легендарную «полуторку»…

Памяти военных медиков будет посвящен храм, который находится там, где когда-то дислоцировались лазареты и госпитали – это район населённых пунктов Жихарево, Назия, Васи-льково. Там, напротив храма, похоронены наши солдаты, в том числе медики, известно, что одна из них 21-летняя  Оля, доктор, любимица раненых. Между прочим, в России вообще нет храма, посвященного военным медикам, и когда я сказал об этом офицерам из Военно-медицинской академии, они ответили: мы с вами. Это маленький храм, его строил итальянец Карло Висконти: изящная архитектура, великолепный ландшафт…

Помимо храмов есть три музейные экспозиции, посвященные войне. Практически каждую вторую субботу месяца мы с единомышленниками направляемся в те или иные места, связанные с войной. И если ездить с нами, то всю историю блокады можно узнать с самой неожиданной стороны. Например, я ходил и на остров Сухо(там поставили крест и сделали плиты), к месту гибели «ладожского Титаника» – баржи К-752 осенью 1941 года. На Зеленцы ходили, там мы с друзьями занимаемся подводной археологией.

– А непосредственно поисковой работой вы занимаетесь?

– Есть солдат, найденный лично мною. Он носил фамилию, представьте себе, Попов… Есть немногочисленные собственные находки, но я не хожу со щупом – это не моё. Меня больше привлекает архивная работа, девушек из Свято-Георгиевского сестричества при Храме Успения Божией Матери я обучил, и они уже круче меня во всех базах данных ориентируются. Но и с поисковиками я много общаюсь. Они сейчас становятся наследниками памяти, ведь ветераны уходят…

А что касается работы со щупом в поисковом отряде, то старшая из моих дочерей, Дарья, консерваторский музыкант, лауреат международных конкурсов, имела неосторожность побывать в лагере поисковиков и «подсела». Она нашла уже двоих бойцов нынешним летом на первой вахте, недавно они с отрядом еще одного подняли.

Дарья – методист по классу скрипки, у нее класс в училище при консерватории. И она увлеклась – к моей тревоге (ведь надо беречь руки, и к тому же она довольно хрупкая девушка). В первую вахту они стояли лагерем две недели: дожди, палатки... Работали на Барском озере – это юго-восток Синявинских высот. Но с другой стороны, меня радует эта преемственность – яблоко от яблони…

Беседовала Елена СТЕПАНОВА

Читайте также